ГЛАВА 10
ОМАРОВАЯ КАДРИЛЬ
Чепупаха глубоко вздохнула и плавником стерла слезу. Она посмотрела на Аню и попыталась говорить, но в продолжение двух-трех минут ее душили рыданья.
– Совсем будто костью подавилась! – заметил Гриф, принимаясь ее трясти и хлопать по спине. Наконец к Чепупахе вернулся голос. И, обливаясь слезами, она стала рассказывать.
– Может быть, Вы никогда не жили на дне моря (“Не жила”, – сказала Аня) и, может быть, Вас никогда даже не представляли Омару. (Аня начала было: “Я как-то попроб…” – но осеклась к сказала: “Нет, никогда!”) Поэтому Вы просто не можете себе вообразить, что это за чудесная штука – Омаровая Кадриль.
– Да, никак не могу, – ответила Аня. – Скажите, что это за танец?
– Очень просто, – заметил Гриф. – Вы, значит, сперва становитесь в ряд на морском берегу…
– В два ряда! – крикнула Чепупаха. – Моржи, черепахи и так далее. Затем, очистив место от медуз (“Это берет некоторое время”, – вставил Гриф), вы делаете два шага вперед…
– Под руку с омаром, – крикнул Гриф.
– Конечно, – сказала Чепупаха.
– Два шага вперед, кланяетесь, меняетесь омарами и назад в том же порядке, – продолжал Гриф.
– Затем, знаете, – сказала Чепупаха, – вы закидываете…
– Омаров, – крикнул Гриф, высоко подпрыгнув.
– Как можно дальше в море…
– Плаваете за ними, – взревел Гриф.
– Вертитесь кувырком в море, – взвизгнула Чепупаха, неистово скача.
– Меняетесь омарами опять, – грянул Гриф.
– И назад к берегу – и это первая фигура, – сказала Чепупаха упавшим голосом, и оба зверя, все время прыгавшие как сумасшедшие, сели опять очень печально и тихо и взглянули на Аню.
– Это, должно быть, весьма красивый танец, – робко проговорила Аня.
– Хотели ли бы вы посмотреть? – спросила Чепупаха.
– С большим удовольствием, – сказала Аня.
– Иди, давай попробуем первую фигуру, – обратилась Чепупаха к Грифу. – Мы ведь можем обойтись без омаров. Кто будет петь?
– Ты пой, – сказал Гриф. – Я не помню слов.
И вот они начали торжественно плясать вокруг Ани, изредка наступая ей на ноги, когда подходили слишком близко, и отбивая такт огромными лапами, между тем как Чепупаха пела очень медленно и уныло:
“Ты не можешь скорей подвигаться? – Обратилась к Улитке Треска. – Каракатица катится сзади, Наступая на хвост мне слегка. Увлекли черепахи омаров И пошли выкрутасы писать. Мы у моря тебя ожидаем, Приходи же и ты поплясать. Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь, Ты не хочешь, скажи, поплясать? Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь, Ты ведь хочешь, скажи, поплясать?” “Ты не знаешь, как будет приятно, Ах, приятно! – когда в вышину Нас подкинут с омарами вместе И – бултых! – в голубую волну! Далеко, – отвечает Улитка, – Далеко ведь нас будут бросать. Польщена, говорит, предложеньем, Но прости, мол, не тянет плясать. Не хочу, не могу, не хочу я, Не могу, не хочу я плясать. Не могу, не хочу, не могу я, Не хочу, не могу я плясать”. Но чешуйчатый друг возражает: “Отчего ж не предаться волне? Этот берег ты любишь, я знаю, Но другой есть – на той стороне. Чем от берега этого дальше, Тем мы ближе к тому, так сказать, Не бледней, дорогая Улитка, И скорей приходи поплясать. Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь, Ты не хочешь, скажи, поплясать? Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь, Ты ведь хочешь, скажи, поплясать?”
– Спасибо, мне этот танец очень понравился, – сказала Аня, довольная, что представленье кончено. – И как забавна эта песнь о треске.
– Кстати, начет трески, – сказала Чепупаха. – Вы, конечно, знаете, что это такое.
– Да, – ответила Аня, – я ее часто видела во время обеда.
– В таком случае, если вы так часто с ней обедали, то Вы знаете, как она выглядит? – продолжала Чепупаха.
– Кажется, знаю, – проговорила Аня, задумчиво. – Она держит хвост во рту и вся облеплена крошками.
– Нет, крошки тут ни при чем, – возразила Чепупаха. – Крошки смыла бы вода. Но, действительно, хвост у нее во рту, и вот почему, – тут Чепупаха зевнула и прикрыла глаза. – Объясни ей причину и все такое, – обратилась она к Грифу.
– Причина следующая, – сказал Гриф. – Треска нет-нет да и пойдет танцевать с омарами. Ну и закинули ее в море. А падать было далеко. А хвост застрял у нее во рту. Ну и не могла его вынуть. Вот и все.
Аня поблагодарила:
– Это очень интересно. Я никогда не знала так много о треске.
– Я могу Вам еще кое-что рассказать, если хотите, – предложил Гриф. – Знаете ли Вы, например, откуда происходит ее названье?
– Никогда об этом не думала, – сказала Аня. – Откуда?
– Она трещит и трескается, – глубокомысленно ответил Гриф.
Аня была окончательно озадачена.
– Трескается, – повторила она удивленно. – Почему?
– Потому что она слишком много трещит, – объяснил Гриф.
– Я думала, что рыбы немые, – шепнула Аня.
– Как бы не так, – воскликнул Гриф. – Вот есть, например, белуга. Та прямо ревет. Оглушительно.
– Раки тоже кричат, – добавила Чепупаха. – Особенно, когда им показывают, где зимовать. При этом устраиваются призрачные гонки.
– Отчего призрачные? – спросила Аня.
– Оттого, что приз рак выигрывает, – ответила Чепупаха.
Аня собиралась еще спросить что-то, но тут вмешался Гриф.
– Расскажите-ка нам о Ваших приключеньях”, – сказал он.
– Я могу вам рассказать о том, что случилось со мной сегодня, – начала Аня. – О вчерашнем же нечего говорить, так как вчера я была другим человеком.
– Объяснитесь! – сказала Чепупаха.
– Нет, нет! Сперва приключенья, – нетерпеливо воскликнул Гриф. – Объясненья всегда занимают столько времени.
И Аня стала рассказывать о всем, что она испытала с того времени, как встретила Белого Кролика. Сперва ей было страшновато – оба зверя придвигались так близко, выпучив глаза и широко разинув рты, – но потом она набралась смелости. Слушатели ее сидели совершенно безмолвно, и только когда она дошла до того, как Гусеница заставила ее прочитать “Скажи-ка, дядя” и как вышло совсем не то, – только тогда Чепупаха со свистом втянула воздух и проговорила:
– Как это странно!
– Прямо скажу – странно, – подхватил Гриф.
– Я бы хотела, чтобы она и теперь прочитала что-нибудь наизусть. Скажи ей начать!
И Чепупаха взглянула на Грифа, словно она считала, что ему дана известная власть над Аней.
– Встаньте и прочитайте “Как ныне сбирается”, – сказал Гриф.
“Как все они любят приказывать и заставлять повторять уроки! – подумала Аня. – Не хуже, чем в школе!”
Однако она встала и стала читать наизусть, но голова ее была так полна Омаровой Кадрилью, что она едва знала, что говорить, и слова были весьма любопытны:
Как дыня, вздувается вещий Омар. “Меня, – говорит он, – ты бросила в жар; Ты кудри мои вырываешь и ешь, Осыплю я перцем багровую плешь”. Омар! Ты порою смеешься, как еж, Акулу акулькой с презреньем зовешь; Когда же и вправду завидишь акул, Ложишься ничком под коралловый стул.
– Это звучит иначе, чем то, что я учил в детстве, – сказал Гриф.
– А я вообще никогда ничего подобного не слышала, – добавила Чепупаха. – Мне кажется, это необыкновенная ерунда.
Аня сидела молча. Она закрыла лицо руками и спрашивала себя, станет ли жизнь когда-нибудь снова простой и понятной.
– Я требую объясненья, – заявила Чепупаха.
– Она объяснить не может, – поспешно вставил Гриф и обратился к Ане: – Продолжай!
– Но как же это он прячется под стул, – настаивала Чепупаха. – Его же все равно было бы видно между ножками стула.
– Я ничего не знаю, – ответила Аня. Она вконец запуталась и жаждала переменить разговор.
– Продолжай! – повторил Гриф. – Следующая строфа начинается так: “Скажи мне, кудесник…”
Аня не посмела ослушаться, хотя была уверена, что опять слова окажутся не те, и продолжала дрожащим голосом:
“Я видел, – сказал он, – как, выбрав лужок, Сова и пантера делили пирог: Пантера за тесто, рыча, принялась, Сове же на долю тарелка пришлась. Окончился пир – и сове, так и быть, Позволили ложку в карман положить. Пантере же дали и вилку, и нож. Она зарычала и съела – кого ж?”
– Что толку повторять такую белиберду? – перебила Чепупаха. – Как же я могу знать, кого съела пантера, если мне не объясняют. Это головоломка какая-то!
– Да, Вы уж лучше перестаньте, – заметил Гриф, к великой радости Ани.
– Не показать ли вам вторую фигуру Омаровой Кадрили? – продолжал он. – Или же Вы хотели бы, чтобы Чепупаха вам что-нибудь спела?
– Пожалуйста, спойте, любезная Чепупаха, – взмолилась Аня так горячо, что Гриф даже обиделся.
– Гм! У всякого свой вкус! Спой-ка ей, матушка, “Черепаховый суп”.
Чепупаха глубоко вздохнула и, задыхаясь от слез, начала петь следующее:
Сказочный суп – ты зелен и прян. Тобой наполнен горячий лохан! Кто не отведает? Кто так глуп? Суп мой вечерний, сказочный суп, Суп мой вечерний, сказочный суп! Ска-азочный су-уп, Ска-азочный су-уп, Су-уп мой вечерний, Ска-азочный, ска-азочный суп! Сказочный суп – вот общий клич! Кто предпочтет рыбу или дичь? Если б не ты, то, право, насуп- Ился бы мир, о, сказочный суп! Сбился бы мир, о, сказочный суп! Ска-азочный су-уп, Ска-азочный су-уп, Су-уп, мой вечерний, Ска-азочный, ска-азочный СУП!
– Снова припев! – грянул Гриф, и Чепупаха принялась опять петь, как вдруг издали донесся крик: “Суд начинается!”
– Скорей! – взвизгнул Гриф и, схватив Аню за руку, понесся по направлению крика, не дожидаясь конца песни.
– Кого судят? – впопыхах спрашивала Аня, но Гриф только повторял: “Скорей!” – и все набавлял ходу. И все тише и тише звучали где-то позади обрывки унылого припева:
Су-уп мой вечерний,
Ска-азочный, ска-азочный суп!
На главную | Об авторе | О книге | Переводы | Статьи | Иллюстрации | Экранизации | Цитаты | Отзывы
